Стихи

Песни

Фотки

Гостинная

Главная

* * *

Я в московских дворах не вполне ко двору,
Я другими просторами жив.
Там на первых порах на балтийском ветру
Глаз слезится и голос дрожит.
Но осенний шепнет листопад у виска,
Что холодный гранит и стальная вода
Мягче пуха, парного теплей молока,
Что протянется к сердцу из детства рука,
Если только вернешься сюда.
Переулков арбатских арабская вязь,
Цепь златая бульваров тугих,
Полонили меня, никого не спросясь,
Не ища оправданий пустых.
Но меня не корысть в третий Рим привела,
Не тщеславных надежд непутевая нить -
То любви милосердной два белых крыла,
Все мосты за собою сжигая дотла,
Приказали по-новому жить.
Но когда-нибудь я непременно пройдусь
По пустынным ночным площадям…
И кольнет под ребро неуместная грусть,
Покаянной души не щадя.
Но не будем, мой брат, мы считаться с тобой
В этот час всепрощенья взаимных грехов
Ни безвинной виной, ни привычной бедой,
Ни холодным гранитом, не черной водой,
Ни печальной развязкой стихов.

1997

* * *

Хотел бы я вернуться в этот город,
В его дожди и горькие туманы?
Хотел бы я вернуться в этот город,
Я сам себе ответить не могу…
Здесь плоть мою пронизывает холод,
Здесь миражи обыденны, не странны,
И здесь не утолишь душевный голод

Наездами, наскоком, на бегу.
В тот город, где мне повезло родиться
Вернуться можно, но вернуть не в силах
Нам время первозданность ощущений
И голоса исчезнувших друзей.
А я уже их забываю лица
И очертанья улиц, сердцу милых…
Но, как ни странно, жизнь моя все длится
И так же страшно мне расстаться с ней.
А город мой живет отдельно. Дышат
Другие люди воздухом балтийским,
Детей рожают и ложатся в землю,
В сырую землю кладбищ городских.
А я и в этом здесь чужой и лишний,
Мне не лежать под этим небом мглистым,
Хотя я для того лишь жизнь приемлю,
Чтоб частью стать камней его седых.

1996

Труба

Гул толпы стихает, переходит
В плавную гармонию молчанья.
Кто в подземном плачет переходе,
Крылышки развесив за плечами?
Это городской чумазый ангел
Флейту неумелую терзает.
Он видать пока в неважном ранге,
Чем еще помочь, не понимает.
А над головой грохочет Невский.
Перестань! Зачем ты так? Довольно…
Жизнь и так мне кажется довеском,
Мне расстаться с ней совсем не больно.
Больно только слушать эти звуки,
Странную испытывая жалость…
Крылья это все-таки не руки,
Им иная свойственна усталость.
Стихло все в подземном переходе.
Никого. Лишь ветер за плечами.
Гул души стихает, переходит
В строгую гармонию молчанья.

1999

Двор аптеки Пеля

За фасадами домов
В глубине двора лежат
Светотенями громад
Коконы вчерашних снов.
Этих снов свинцовый бред,
Черно-серая вода…
Их реалий тоже нет
И не будет никогда.
Только в сумерках мелькнет
Тонкий профиль иногда.
Узнаванием кольнет,
И исчезнет - в никуда.

1998

* * *

Что-то вновь меня тревожит,
Уплывает день в залив.
Академия Художеств.
Сфинксы из далеких Фив.
День ушел, и жизнь проходит.
Не заметишь - и пройдет.
Завтра белый пароходик
Тебя в дюны отвезет.
Завтра. Вот она - удача!
Ведь у времени лечась,
Ты сегодня плыл бы плача,
Завтра будешь плыть смеясь.

1989-1999

* * *

Возьми мольберт, Альбер Марке
И нарисуй мне Сену,
Туманно-серый Нотр-Дам
И Гамбургский тот порт,
Где пароходик все плывет
Сквозь розовые стены
Где что ни год - счастливый год,
И тихо до сих пор.
Рисуй, рисуй, Альбер Марке -
Ты жизни знаешь цену,
Знать милосердная рука
Твою водила кисть.
Возьми с собой меня, Марке,
Не выпускай из плена…
Тот плен, как ветер облака,
Уносит душу ввысь.
Чтоб горний завершив полет,
Я смог принять бы снова,
Тот мир, что от вражды кипит,
И дышит горячо,
Где век мой за окном гремит
На площади Дворцовой,
И хмурый ангел слезы льет,
Не ведая, о чем.

1989

* * *

Бабушке Елене Германовне, служительнице зала Рубенса в Эрмитаже.

I

В гулких залах Эрмитажа
По ночам летаю я,
Где ты ценная пропажа -
Юность нищая моя?
Где задумчивое детство
Не прожитое сполна,
И опасное соседство
С камеристкой у окна?..

II

Ах, инфанта Изабелла!
Я хотел бы вам признаться -
В камеристку вашу тайно
Я влюблен, и до сих пор -
Только стоит мне случайно
Рядом с нею оказаться,
Завожу с ней незабытый,
Нежный, страстный разговор.
Ведь в глазах ее зеленых
Из прозрачного металла,
Ведь в глазах ее прекрасных,
В уголках лукавых губ,
Стынет жар неутоленный
Анфилад Эскуриала,
Слышен наигрыш напрасный
Свадебных печальных труб.
Ах, инфанта Изабелла!
Камеристка ваша - чудо!
Стебелек среди дебелых
Пышных рубенсовских форм…
В гулких залах Эрмитажа
До утра летать я буду...
Где ты, звонкая пропажа -
Юных чувств нестройный хор?

1985-99

* * *

Среди колонн Казанского собора,
Как среди сосен царственного бора,
Орган прохладной осени поет.
А в двух шагах неугомонный Невский,
И тишиною поделиться не с кем,
Шумит, бурлит людской водоворот.
Открою томик в сером переплете.
Кого певцом сегодня вы зовете?
Кого возносит торопливый суд?
Читать стихи не то же ль, что молиться?
И та молитва будет длиться, длиться,
Пока вперед ногами не снесут.
И я молюсь своими и чужими,
Не повторяя всуе Бога имя,
А лишь не позабытое, твое.
И глубина Казанской коллонады
Моя защита и моя ограда,
Последнее прибежище мое.

1989-1998

1801 год (триптих)

Н. Эйдельману

I

Великий магистр одиночества,
Курносый российский тиран!
Нет сил не поверить пророчеству,
Но сладок минутный обман.
В покорном единообразии
Застыл на ветру вахт-парад.
И нет ни в Европе, ни в Азии
Надежнее русских солдат.
Недаром же нервы истрачены
На строй, что под солнцем горит!
Но нету спасенья от ржавчины,
Что точит тебя изнутри.
Немым истуканом из мрамора
Гвардеец застыл на часах,
Но в спальню, как в смертную камеру
Смертельный вливается страх…
Лишь маятник, острою бритвою
Срезая балтийскую хмарь,
Следит, как проклятья с молитвами
Оболганный путает царь.

II

О, Павел, Павел, бедный царь!
Вам ужас открывает вежды.
Нет, не для вас, мой государь,
Сны обольстительной надежды.
Вы одиноки, видит Бог,
В любом краю своей отчизны,
И ваш спасительный чертог -
Всего лишь холм для страшной тризны.
Куда несет вас на волне,
Где ваше верное дворянство?
О, смесь, гремучая вполне -
Идеализма и тиранства.
Среди властительных забот
Не место рыцарским романсам…
На троне страшен Дон Кихот,
Куда страшней, чем Санчо Пансо.
За этот страх вам не простят
Ни прямоты, ни благородства,
И жалкой кличкой сумасбродства
Порывы ваши окрестят.
А вы - во власти миража!
Но напоилось злобой жало,
И чернь дворянская, дрожа,
Уже подъемлет сталь кинжала.
Они набросятся гурьбой
От крови царственной шалея,
И офицерский шарф тугой
Сомкнется на тщедушной шее.
И ненавистный всем тиран
Готов в последний путь пуститься.
Последних почестей обман
Без суеты над ним вершится.
Не смыть слезами тяжкий грим,
Лицо упрятано в личину.
Но дети? Но жена? Не им
Его оплакивать кончину.
Вот, позабыв привычный страх,
Сметя в душе своей преграды,
Ликует Невский в двух шагах
От опозоренной громады.
Так что ж, ура? Гремят пиры,
И шляп фасон сменен без риска.
Но дух тлетворный с той поры
Неистребим в снегах российских.

III

Восьмиугольник гулкого двора.
Роса покрыла и гранит и мрамор.
Босой кумир на пьедестале замер.
Из-за реки бьет полночь. Нам пора.
Пора покинуть двор уединенный,
Где бродит тень, взывая о пощаде.
Но не было пощады и не будет
В грядущем, настоящем и былом.
Но мы живем в мгновении другом,
И, Времени не предъявляя иска,
Не слышим флейты вахт-парадной визга:
Наш дух иною музыкой влеком.
Нас увлекает хор архитектуры,
В котором нет, и не было злодейства.
Известно, что злодейство несовместно
Со строгой гениальностью творца.
И нам не надо отводить лица,
Или смотреть сквозь пальцы - мы простили
Истории невольные грехи.
Где кровь лилась, теперь текут стихи.
Мы все и вся старательно забыли.
Нам горя нет!

1984-86

Круг (трамвайно-пешеходная микропоэма)

1

А вот вам сюжетец такой для затравки
Несется трамвай вдоль Лебяжьей канавки
И плавно взлетает на Троицкий мост…
Зачин этот, правда, банален и прост
Но белый платочек безжалостно скомкав
Глядит очумело в окно незнакомка -
Упрямая челка, прикушенный рот
Предопределяют другой разворот…
А впрочем, и он был описан когда-то...
Куда ты несешься, вагоновожатый?
Твой гулкий вагон подозрительно пуст,
И прямо по курсу - сиреневый куст.
Врезайся в душистые гроздья забвенья,
И лишь уголком отказавшего зренья
Следи опостылевший рельсовый путь
И о пассажирке своей позабудь.
А та пассажирка - упрямая челка,
Куда она мчится без всякого толку?
Наверное, просто бежит от себя,
Платочек намокший в руках теребя.
Куда ты!? Куда! Успокойся, остынь,
Взгляни безмятежно в оконную синь
Ну-ну, постарайся, скорей улыбнись
Припухших подглазий мизинцем коснись,
И зеркальцу лживому не доверяя,
Окинь горделиво пространство трамвая.
И выпорхни где-нибудь возле Мечети,
Сказав пару ласковых слов о поэте.

2

Ну, вот, мы разделались с девушкой той.
А где наш вожатый? Бедняга, постой!
Контроллер без толку крутить перестань,
И к пристани тихой немедля пристань.
Ведь ты не обычный трамвай, а речной
Плывешь ты неслышно ночною Невой
Вот Прачечный мост. Ты заходишь в Фонтанку
Спугнув на мосту молодую путанку.
Потом ты на Мойку направо свернешь
Гуднешь пару раз и огнями сверкнешь.
Потом в Грибоедовский узкий канал,
А вот и до Крюкова ты добежал
Вернешься обратно в усталую Мойку...
Туман поднимается сизый и стойкий.
Он Новой Голландии скрыл очертанья,
Тебе надоели ночные гулянья,
Ты в стенку гранитную ткнулся и стих.
Ну, автор, давай же, заверчивай стих.
Ведь он - не корабль, ему отдых не нужен!
Вот кто-то спешит, вдохновеньем разбужен.
Куда это он в позднотень поскакал?
По мостику перебегает канал,
Свернул в переулок и тут же исчез,
Как будто какой-то сожрал его бес.
Куда ты? Постой! А три слова сказать?
А он мне оттуда: "Отстань, твою мать!"
А я было принял его за собрата.
Обидно. Все белая ночь виновата!
Все призраки чудятся. Будь ты неладен,
Мой город! А все-таки я не в накладе!

3

Конечно, конечно! Ведь призраки эти
Все лучшие качества будят в поэте
А если чего и убудет на свете
За это они, как всегда, не в ответе
Ну, хватит трепаться! Поэт - не поэт,
Об этом кладбищенский знает рассвет,
А больше никто. Так что, братец, работай!
Хоть благ никаких за количество пота.
А качество что же? Морская вода.
Лишь натрий и хлор, остальное - туфта.
Но если во мне дышит древнее море,
Мне радость - не в радость, и горе не в горе
Пока не успел прорасти я корнями
В ту землю, что нынче лежит под ногами.
Вот я по земле той, как ежик в тумане
Бреду и бреду с мерзкой дулей в кармане
Ах, планы все врут и компас хулиганит
А город - зажмурился и интриганит.
Куда меня выведет - знает лишь черт,
И то до тех пор, пока к черту не стерт
С асфальта, булыжника, грязи газонной
В дыре провалившись, наверно озонной.
Да ладно, иду и иду потихоньку
Я городу брат, так попробуй-ка, тронь-ка!
Уже я знакомый наметил маршрут…
Уже из давишних я выскочил пут,
Теперь - руки в ноги, шагай да шагай
Как будто ты не пешеход, а трамвай.
Но рельсы заменит тебе мостовая,
А грохот колес - тишина гробовая.

4

Ну, ты и наплел тут всего, старина!
Какой это век и какая страна?
И город какой? Неужели же Питер?
Который мозги твои выел, и вытер
Тебя о шершавый асфальт площадей?
Обитель домов, а потом уж людей.
Он смотрит глазами в белесое небо,
Ты здесь вроде был, а как будто и не был
Он морок полночный, забытый мираж...
Но ты все бежишь и уже "Эрмитаж"
Атлантов своих выставляет на стражу:
Стоят голышом и не двинутся даже.
Браслеты мостов возле Зимней канавки,
Везде - только камень, не видно и травки…
Все вправо и вправо и Троицкий мост
Опять на пути серым домом возрос.
(Пролет разводной в поднебесьи возник
Долгонько ж ты бегал кругами, старик!)
Ну, стой, отдыхай, наблюдай огоньки
Неву переплыть в этот час не с руки -
И холодно и провоняешь мазутом
Но ночь коротка - начинается утро.
Река опустела… Мосты сведены
И кто-то уже досмотрел свои сны.
А ты все шагаешь, шагаешь, шагаешь
Ты цели не ведаешь, не понимаешь,
Куда тебя черт в эту рань приволок
А впрочем, знакомый какой уголок!
Вот купол мечети, Кшесинской балкон,
Иглы петропавловской камерный звон.

5

А девушка? Та, что в окошке трамвая?
Куда она делась? Ей, богу, не знаю!
Но делась куда-то, а, значит была,
А значит, сиренью душистой цвела…
Давай-ка поищем ее осторожно,
Во сне очумелом и это возможно.
Быть может укрылась в общаге ЛИИЖТа,
Ее в этом гомоне сыщешь, поди ж ты!
А может, лидвалевский скрыл ее дом?
Ей самое место жить в доме таком.
А может быть где-то в дворах проходных
Стук-стук каблучков ее медленно стих?
И белая ночь ее скрыла в тумане
Заставив подумать меня об обмане
И зренья и слуха и памяти тоже,
Которая путает то, что ты прожил
И то что хотел бы, мечтал бы прожить
В окошке свеча потихоньку дрожит…
Там свет отключили, но в белую ночь
Такому несчастью нетрудно помочь.
Откроем окно, загасив сигарету
Вздохнем, разглядев в переулке карету…
Асфальта уж нет и трава сквозь булыжник
Во всю зеленеет. О, Боже Всевышний!
Не надо! Я больше уже не хочу!
Я к дому души своей тихо лечу.
Мой круг завершен. Я лечу свои раны
Среди миражей мне привычных и странных.
Но мчится за мною бесшумный трамвай
И Время-вожатый кричит: "Не зевай!!!"

10 октября - 21 ноября1998г

* * *

На верхней полке боковой в прокуренном плацкарте
Я полуплакал, полуспал, как говорил поэт.
И все придумывал стихи в сомнительном азарте
И все надеялся: спасусь, и точно знал, что нет.
Тоска гналась за мной, гналась. Гналась и догоняла.
И погружался я в нее, и в серой полумгле
Я видел блики на воде Обводного канала
И понимал, что этот свет - последний на земле.
Что дальше будет только ночь, одна лишь ночь без края,
Что прострочит ее насквозь колесный перестук,
Что встанет новая заря, с души моей смывая
Тепло твоих единственных, неповторимых рук.
Что щепкой выкинет меня людской поток на берег,
И обезличен буду я вокзальной суетой,
Но прежде чем толкнуть метро прожорливые двери
Я вспомню тонкий лунный серп, висящий над тобой.

1995

Прощальная.

Ну, вот и все, мои друзья, который час ?
Всем провожающим счастливо оставаться!
Мой поезд тронется, колесами стуча,
Пора прощать, мои друзья, пора прощаться!
А за Обводным поезд мой ускорит ход,
К проводнику пойду, возьму белье сырое.
Ты, полка верхняя, мой временный оплот,
Качай, укачивай дорожною тоскою.
Кому известно все заранее, друзья,
Тому перрон, конечно, поезда дороже.
Он может быть, друзья, счастливее меня,
Вот только стать меня свободнее не сможет.
Ну, вот и все, мои друзья, который час?
Всем провожающим счастливо оставаться!
Мой поезд тронулся, колесами стуча…
Пора прощать, мои друзья, пора прощаться

1981

Послесловие.

На Васильевском острове, между заброшенных линий,
Где-то там, на четвертом дворе, в коммунальной утробе,
Зайчик солнечный, весь небосвод сфокусировав синий,
Взял и дырку прожог в многомесячном сером сугробе.
Значит, скоро весна! Значит, скоро могучие льдины
Поплывут, и под шорох и звон будут таять в заливе…
Значит, скоро весна - глазу радость, душе - именины,
Над прозрачной Невою жемчужного неба отливы.
Значит, скоро весна! Наша радость свободой зовется:
Зиму перетерпели и живы остались. Подумай,
Сколько мусору мы накопили в угрюмых колодцах
Петроградских дворов. Сколько стылого сора, подумай!
И спускаясь к Неве по горячим гранитным ступеням,
Мимо Сфинксов надменных, я краешком зренья отметил -
На еще одну зиму навряд ли нам хватит терпенья,
На еще одну зиму, на будни холодные эти.

1999

Copyright (С) 1999 Михаил Кукулевич